читать дальшеТакое чувство, что я выросла одновременно во всех персонажей трилогии о Пелагии.
Раньше "Черного монаха" любила больше всего. Теперь читаю и помню, Мирофаниева рать будет истреблена. Останется Митрофаний, он, конечно, тот, кто воскрешает, но очень жаль все равно. Классный у них кружок был.
Вот, просто в печень с размаху:
"Видите ли, Лаэрт Терпсихоров (это, разумеется, сценический псевдоним) – один из моих самых занятных пациентов. Он был актером – гениальным, что называется, от Бога. Играя в спектакле, совершенно перевоплощался в персонажа. Публика и критики были в восторге. Известно, что самые лучшие из актеров – те, у кого ослаблена индивидуальность, кому собственное “я” не мешает мимикрировать к каждой новой роли. Так вот у Терпсихорова собственное “я” вообще отсутствует. Если оставить его без ролей, он будет с утра до вечера лежать на диване и смотреть в потолок, как, знаете, марионетка лежит в сундуке у кукольника.
Но стоит ему войти в роль, и он оживает, заряжается жизнью и энергией. Женщины влюблялись в Терпсихорова до безумия, до исступления. Он был трижды женат, и всякий раз брак продолжался несколько недель, самое большее пару месяцев. Потом очередная жена понимала, что ее избранник – ноль, ничтожество, и полюбила она не Лаэрта Терпсихорова, а литературного героя. Дело в том, что из-за патологического недоразвития личности этот актер так вживался в каждую очередную роль, что не расставался с нею и в повседневной жизни, додумывая за автора, импровизируя, изобретая новые ситуации и реплики. И так до тех пор, пока ему не дадут разучивать следующую пьесу"
Но особенно мне жизнь вот это подпортило:
"– Есихин – гений, – кивнул Коровин. – Самый настоящий, беспримесный. Знаете, из тех художников, которые пишут, будто до них вовсе не существовало никакой живописи – ни Рафаэля, ни Гойи, ни Сезанна. Вообще никого – пока не народился на свет Конон Есихин, первый художник Земли, и не стал вытворять такое, что холст у него оживает прямо под кистью.
– Есихин? Нет, не знаю.
– Разумеется. Про Есихина мало кто знает – лишь немногие гурманы искусства, да и те уверены, что он давно умер. Потому что Конон Петрович – совершенный безумец, шестой год не выходит из коттеджа номер три, а перед тем еще лет десять просидел в обычном сумасшедшем доме, где идиоты-врачи, желая вернуть Есихина к “норме”, не давали ему ни красок, ни карандашей.
– В чем же состоит его безумие? – Полина Андреевна всё смотрела на осьминога, который чем дальше, тем больше месмеризировал ее своим странным холодным взглядом.
– Пушкина помните? Про несовместность гения и злодейства? Пример Есихина доказывает, что они отличнейшим образом совместны. Конон Петрович – злодей нерефлектирующий, естественный. Увлеченность творчеством истребила в его душе все прочие чувства. Не сразу, постепенно. Единственное существо, которое Есихин любил, и любил страстно, была его дочь, тихая, славная девочка, рано лишившаяся матери и медленно угасавшая от чахотки. Месяцами он почти не отходил от ее ложа – разве что на час-другой в мастерскую, поработать над картиной. Наконец додумался перенести холст в детскую, чтобы вовсе не отлучаться. Не ел, не пил, не спал. Те, кто видел его в те дни, рассказывают, что вид Есихина был ужасен: всклокоченный, небритый, в перепачканной красками рубашке, он писал портрет своей дочери – зная, что этот портрет последний. Никого в комнату не пускал, всё сам: подаст девочке пить, или лекарство, или поесть, и снова хватается за кисть. Когда же у ребенка началась агония, Есихин впал в истинное исступление – но не от горя, а от восторга: так чудесно играли свет и тень на искаженном мукой исхудалом личике. Собравшиеся в соседней комнате слышали жалобные стоны из-за запертой двери. Умирающая плакала, просила воды, но тщетно – Есихин не мог оторваться от картины. Когда, наконец, выломали дверь, девочка уже скончалась, Есихин же на нее даже не смотрел – всё подправлял что-то на холсте. Дочь отвезли на кладбище, отца в сумасшедший дом. А картина, хоть и незаконченная, была выставлена на Парижском салоне под названием “La morte triomphante” (“Смерть-победительница” (фр.)) и получила там золотую медаль.
– Рассудок отца не вынес горя и воздвиг себе защиту в виде творчества, – так истолковала добросердечная Полина Андреевна услышанную историю.
– Вы полагаете? – Донат Саввич снял очки, протер, снова надел. – А я, изучая случай Есихина, привожу к выводу, что настоящий, исполинский гений без омертвения некоторых зон души созреть до конца не может. Истребив в себе, вместе с любовью к дочери, остатки человеческого, Конон Петрович полностью освободился для искусства"
НУ ЗДРАВСТВУЙ ТЕНЬ
@темы:
книги,
я и Оно,
основополагающее