Атеист
Надсадный вой намекнул, что пора учиться.
- Кто у нас? - спросил Шурик, его челюсть двигалась в такт звонку. Наконец-то Шурик встретился с той, о ком мечтал так долго - с маковой булочкой за семь рублей. Ничто не разлучит их. Кроме глотка кока-колы.
Фрейд сказал бы, у Шурика фиксация на оральной стадии. Слава Стиву Джобсу, Фрейд мертв.
Лучший друг Шурика, Димыч, вздохнул.
Целыми днями Димыч слушал музыку. Необходимость вынимать хотя бы один наушник, невероятно фрустрировала Димычеву экзистенцию. "Невроз, - говорил Шурик, - у тебя невроз, и повышенная тревожность" "Гыгы, - отвечал Димыч, - Прикольно"
Димыч полагал, социальная роль идиота спрячет его хрупкую ранимую сущность. Наивный Димыч, будто не на психфак пришел.
- Черт! - произнес Димыч, дреды подпрыгнули, - у нас Он!
Плеер ударился о столик. Булочка выпала из ослабевших рук Шурика.
Маковые зерна сложились в "не надейтесь, молодой человек".
Лилюшка почти добралась. Лифт задержался, но ничего. Не по лестнице же подниматься, в самом деле. Нашли дуру. Лилюшка оглядела новые туфли - ничего, что ходить неудобно, зато ноги длинные. Красота требует жертв. На алтарь уже брошены свободные штаны (бедра нужно обтягивать!), желтая маечка (грудь тоже нужно обтягивать!) и улыбка ( в женщине должна оставаться загадка).
Лифт довез Лилюшку до пятого этажа. Привычная темнота сошлась над головой. Невозможные условия для учебы, - подумала Лилюшка.
Она не заметила, как вдали мелькнул красный свитер. Свитер мгновенно пересек коридор, словно не существовало законов физики.
- Черт! - донеслось с лестницы. Припадочный Шурик и имбецил Димыч не успевали.
Неудачники, хотела сказать Лилюшка - и тут поняла, что тоже не успевает.
Зажигались сигилы на стенах. Перед кабинетом искрилась полоса соли.
"Видите ли, нечисть может переступить порог только с разрешения. Поэтому я не разрешаю. Никогда". - так
преподаватель Осинкин напутствовал опоздавших.
***
Мало кто знает: если долго ехать на университетском лифте, попадешь в коллективное бессознательное. Створки расступятся, запоют ангелы, аромат райских кущ смоет запах лежалых знаний.
Святой Архангел Михаил распустит крылья, и забудутся все скорби. Подумаешь, двойка за экзамен. Подумаешь, пирожком отравился. Зато у Михаила синие глаза, теплые перья и меч. Меч - красивый.
- Барышня, - говорит Осинкин. Лицо Михаила озаряет улыбка, - ваш невероятно острый агрегат внушает мне опасения. Вы не поранитесь?
Крылья Михаила распластаны по кабине, перья вибрируют. Михаил вжимается в противоположную стенку, сам сияет, щеки розовые.
- О, - говорит Осинкин. Он смеривает Михаила взглядом. - Понимаю.
Вторая встреча происходит тоже в лифте. Михаил лучится счастьем, крылья вот-вот сомкнуться над Осинкиным.
- Знаете, - произносит Осинкин, - у меня есть теория на ваш счет.
- Правда? - голос Михаила прерывается от восторга.
- Правда. Жаль, я атеист.
Михаил улыбается. Лифт для него слишком низкий. Крылья тянут вперед, места нет. Но Михаил не замечает.
Осинкин как будто случайно касается предплечья Михаила. Выше не достанет - роста Осинкин небольшого.
Маленькие радуги разбегаются по потолку. В лифт протискиваются малиновки, раздается щебет.
- Хм, - говорит Осинкин. - Хм.
***
Люцифер вышагивает по коридору. Копыта стучат, будто каблуки. Дверь соседнего кабинета приоткрывается:
- А потише нельзя, у нас зачет!
- Уже нет, - говорит Люцифер. Он манит Брониславу Семеновну.
Бронислава Семеновна, верная мать, любящая супруга, ойкает.
Последний раз волны страсти сотрясали тело Брониславы Семеновны лет этак пятнадцать назад.
- Кстати, - говорит Люцифер, он расстегивает Брониславе Семеновне лифчик, - а вы не подскажете, где у вас психфак?
***
- Вон!
- Ну Людочка, кто ж так встречает Сатану?
- Вон! - орет старший преподаватель Людмила Пантелеимоновна. Когда-то Люцифер согласился пройти тест на самооценку - и не перезвонил.
В кадках цветут папоротники, со стеллажей взирают священные письмена. За стенкой Профессор ставит эксперименты. Все по-старому, - вздыхает Люцифер.
Под носом возникает узелок.
- Передайте Карлу Густаву, пожалуйста. Я тут собрала немного... По мелочи... Моя диссертация и мамино варенье.
Аспирантка Ирина обожает Юнга. Увы, Юнг не верит, что аспирантка Ирина не происки хитроумных архетипов.
А варенье вкусное.
- Демонстративная нагота, - доносится из угла, - это, знаете ли, признак нарцисса. Зато вы, видимо, обожаете физкультуру.
"В Ростиксе вакансии еще остались", - всегда говорит Нарзанов, когда нашпигованные булавками куклы вуду загораются синим пламенем, - "Раз с колдовством и психофизиологией у вас не вышло"
- Я поставила бы на онтологическую тревожность, - вступает Анжелика, внебрачное дитя экзистенциалистов и человеконенавистничества.
- Как же я люблю вас, - говорит Люцифер, он садится на стол, - люди-психологи.
***
Лифт продирается сквозь мрак.
- Вам какой? - интересуется человек в красном свитере.
- Самый верхний, - говорит Люцифер. Он ловит встречный взор. Рога достаточно заметны? Или еще больше наклониться?
- Знаете, вам не нужно раздеваться донага. Вас и так видят.
Люцифер улыбается во все сто шестьдесят четыре зуба. Так вот ты какая, последняя любовь Михаила. Люди и взглянуть на Михаила не могут - ослепляет божественный свет истинной красоты. А этот даже прикасался.
Кстати, не забыть рассказать Гаврюше.
- Буду ждать вас в аду, господин Осинкин.
- Какая жалость, что я атеист.
***
- Гоминидная триада, - сообщает Осинкин, едва дверцы смыкаются. - Вас влечет гоминидная триада.
Михаил кивает. Безусловно, гоминидная. Однозначно, триада.
Продолжай, человече.
Люди последние века два почти не разговаривают с Михаилом.
Не видят его. Страдают, и не могут позвать.
Если бы все были, как этот.
Видения проносятся перед внутреним взором: вот Михаил обнимает крыльями парочку-троечку народов; вот он с людьми плетет венки; вот исцеляет неизлечимые человеческие болезни. Сплошная благодать.
- Человек- не такой уж сложный механизм, - говорит Осинкин. Лифт останавливается, - Стать им - просто. У вас бы получилось. И не сутультесь. Вы все-таки архангел Михаил.
- Вы же атеист.
- Начитанный атеист.
***
Небо раздевается. Тают одежки-облака, синева простирается аж до горизонта. "Бесстыдно и наго, - думает Шурик. - Плевать ему на наши представления".
Димыч поглаживает плеер сквозь сон. "Да когда же кончится твой перенос, когда же ты станешь собой", - в душе Шурика закипают темные бездны.
На парте кто-то когда-то выцарапал "Бытие следит за тобой". Лучше б Бытие само за собой следило!
- Недавно, - говорит Осинкин, взор его сканирует пространство, выявляет детские травмы и жизненный путь, - случились у меня две любопытные встречи. Одна, на самом деле, но там сложный комплекс защит, поэтому не будем пока углубляться. Важно другое. Я понял кое-что про нас, людей.
- Мы - уроды? - шепотом интересуется Алиса, поклонница геноцида и Хайдеггера. Шурик ищет замазку - замаскировать неведомое Бытие.
Осинкин переплетает пальцы.
- Оставьте вашу аффективную реакцию, молодые люди. Барышня, не хмурьтесь. Юноша, замазку положите. Да, вот так. - говорит Осинкин, - Понимаете, коллеги, рано или поздно нам придется взглянуть правде в глаза. Открыть новый страшный мир.
- Нам это надо? - подает голос Лилюшка.
- Милая моя, - говорит Осинкин, - вы, к глубочайшему сожалению Иннокентия Васильевича Нарзанова, будете психологами. Вам теперь всегда и все будет надо.